![]() |
Старый блог был
заброшен с конца зимы, когда постепенно стала возвращаться депрессия. Не
замеченный вовремя авитаминоз, вследствие которого бесконечная слабость,
подавленность, болезни; два визита к Музе в Гамбург и осознание его полного
нежелания пустить меня хоть на метр в свою жизнь; все нарастающее ощущение, что
с моими танцами что-то не то; непонимание, что же делать со своей такой артистической и такой забродившей жизнью,
упершейся постепенно в скучный и безвылазный тупик. Все шло наперекосяк; Муза
был наиболее осязаемым поводом, авитаминоз наиболее осязаемым катализатором, главным же последствием – возвращение былых проблем с ницшеанско-экстремистским
неприятием и окружающих, и самой себя. Более детально структура и
сущность того состояния стала ясна мне лишь после месяцев мучений, слез, проб,
ошибок, ругани, размышлений, психотерапевтических сеансов. По началу же это было тошнотворное погружение в кошмары былого задавленного состояния.
Депрессия
скрутила меня в апреле-мае: после более чем года, прожитого почти без слез, я
опять стала реветь каждый день. И впервые за двадцать пять лет жизни одолели
неотступные, каждодневные мысли о суициде. Каждый день убеждала себя, что это всего лишь кризис перед очередным внутренним выходом на «новый экзистенциальный
уровень», как это уже столько раз происходило ранее; что нужно лишь еще немного вытерпеть – и
непременно просветлит, и вновь воспряну из праха, и вновь буду
проповедовать свою несгибаемую «благую весть» духовного развития через
испытания; благую весть восстающего из пепла огненного феникса, черт бы меня побрал! Нужно признать,
что в целом я оказалась права, и после затяжных мучений таки просветлило; вот только время ожидания оказалось куда дольше, чем
представлялось поначалу.
Уже месяца через два тщетных надежд на решительный перелом перестало вериться, что и в этот раз обновленной вынырну на поверхность жизни и вновь поймаю волну. Вся вера, весь мистицизм, все хваленое Дао, магия и чудеса человеческого духа – было похерено, потонуло в настойчивом желании уйти, от людей, от жизни, от мира; уйти от себя, бесхарактерной, безвольной человеконенавистницы, неспособной верить в кого-либо внутри или снаружи, погрязающей в бесконечной рефлексии, самоедстве, сожалении о былом и горькой своей судьбинушке, не в состоянии сконцентрироваться на реальности. Недоработанное из первого курса терапии било по лицу с новой силой; сведение всех ценностей к дихотомии «cool vs. looser» как никогда распухло и воспалилось, пускай и перенесенное на совершенно новые реалии совершенно новой жизни. Работать над диссертацией было невозможно, хотя искренне хотелось наконец приступить к ее написанию.
Уже месяца через два тщетных надежд на решительный перелом перестало вериться, что и в этот раз обновленной вынырну на поверхность жизни и вновь поймаю волну. Вся вера, весь мистицизм, все хваленое Дао, магия и чудеса человеческого духа – было похерено, потонуло в настойчивом желании уйти, от людей, от жизни, от мира; уйти от себя, бесхарактерной, безвольной человеконенавистницы, неспособной верить в кого-либо внутри или снаружи, погрязающей в бесконечной рефлексии, самоедстве, сожалении о былом и горькой своей судьбинушке, не в состоянии сконцентрироваться на реальности. Недоработанное из первого курса терапии било по лицу с новой силой; сведение всех ценностей к дихотомии «cool vs. looser» как никогда распухло и воспалилось, пускай и перенесенное на совершенно новые реалии совершенно новой жизни. Работать над диссертацией было невозможно, хотя искренне хотелось наконец приступить к ее написанию.
Пугала мысль, что
опять придется идти к психотерапевту; однако необходимость эта становилась все
более очевидной. И внушала ужас. Как будто удаленная раковая опухоль вдруг
проявилась вновь, на этот раз с гарантированным летальным исходом. Вернувшаяся
потребность в душелекаре представлялась свидетельством полной безнадеги и нежизнеспособности:
я-то считала себя излеченной, просветленной, освобожденной, я возглашала всем и
каждому идею, что выход, перерождение, новое начало возможны; во всяком случае,
если знать, где и как искать. Но все полетело к чертям: ты депрессивный
неврастеник и останешься таковым, и радости жизни не для тебя; пускай множество
людей способны ценить их, тебе, безвольному ничтожеству, в этой способности навсегда отказано. Травмы
будут преследовать, калечить, связывать по рукам и ногам до скончания века.
В середине лета я умудрилась даже для полной живописности полотна загреметь в больницу с абсцессом в нижней челюсти. Как мне было популярно разъяснено позже (после операции под полным наркозом, разреза под подбородком, утраты зуба и прочих радостей): еще бы несколько часов промедления с операцией, и киста лопнула бы, вызвав заражение крови и почти мгновенную смерть. Я порадовалась. На волосок избежать смерти, пускай даже столь курьезным образом - вот это по-пацански.
Остаток жизни стал представляться (в символическом измерении) тихим прозябанием в больничной койке, с подключением к аппарату искусственного дыхания, то бишь терапии. Если страховая будет платить… Если вообще будет у меня страховая, учитывая весьма шаткое развитие профессионального пути к нынешнему моменту: семь с лишним лет по-бараньему упертого карабкания по академической карьере, филология, история, Византия, Греция, Османская Империя, начатая и заброшенная с отвращением диссертация. В двадцать четыре года с нуля танцорские чаяния и замашки, без спортивного опыта, без танцевального опыта, без какого-либо опыта.
Кому все это нужно? Уж лучше ускориться. Я понемногу сходила с ума, хотя казалось – уж куда более. Меня грели, и утешали, и манили мысли о таблетках. Не выдержав в середине мая, в приступе страха и отчаяния, задыхаясь слезами посреди византинистской библиотеки, я написала мольбу о помощи своей кудеснице Фрау Долль, тихому ангелу с Луизенплатц в Висбадене, с противоположного берега славного папаши Рейна. Последовало время борьбы, болезней, страдания и страха, продлившееся в общей сложности более полугода. Наконец к началу ноября созрело и вылупилось просветление; и вот возвращаюсь к своим заметкам.
За плечами самое тяжкое искушение, которое можно представить – искушение смертью. За это искушение я заплатила полной утратой веры в Бога, во что-либо мистическое, в какой-либо план и смысл. Просыпаться утром было невыносимо, каждый день невыносимо – и, веря в Бога, оставалось лишь ненавидеть Его за это мучение. Мучительные, нескончаемые, закольцованные, безрезультатные попытки найти всему объяснение, увидеть конструктивный смысл в происходящем лишь усугубляли отчаяние и беспросветность. Продолжать верить означало ненавидеть – а ненавидеть Бога невыносимо тем паче. Верить в него приносило теперь лишь горечь, вместо былого утешения; и поскольку верить или не верить – интуитивное и субъективное дело, предоставленное свободному выбору каждого, в какой-то момент я просто избавилась от отягощавшего меня груза. Мы выдумываем Бога, чтобы уйти от безнадеги; а если идея о Нем выставляет мироздание в еще более безнадежном свете? Какая уж там теодицея, я вас умоляю. Не то что было не во что больше верить - верить было ни к чему и даже вредно. Так что вдохновленная увесистым введением в психологию и угубленными знаниями о функциях ЦНС, я, перекрестясь, переквалифицировала бытие в продукт случайности: без причины, без цели, без смысла, без объяснения.
Однако именно на этой волне удалось наконец выбраться из старой заскорузлой фашистской системы ценностей, и поверить заново – на этот раз в людей и их способность с нуля выдумать себе настоящий смысл и по-настоящему жить его.
8–16 ноября 2016, в самолетах между Софией и Майнцем; закончено по возвращению в Майнц под утро
Сопровождение:
Portishead, Small
https://youtu.be/z7RknLL4WkU
В середине лета я умудрилась даже для полной живописности полотна загреметь в больницу с абсцессом в нижней челюсти. Как мне было популярно разъяснено позже (после операции под полным наркозом, разреза под подбородком, утраты зуба и прочих радостей): еще бы несколько часов промедления с операцией, и киста лопнула бы, вызвав заражение крови и почти мгновенную смерть. Я порадовалась. На волосок избежать смерти, пускай даже столь курьезным образом - вот это по-пацански.
Остаток жизни стал представляться (в символическом измерении) тихим прозябанием в больничной койке, с подключением к аппарату искусственного дыхания, то бишь терапии. Если страховая будет платить… Если вообще будет у меня страховая, учитывая весьма шаткое развитие профессионального пути к нынешнему моменту: семь с лишним лет по-бараньему упертого карабкания по академической карьере, филология, история, Византия, Греция, Османская Империя, начатая и заброшенная с отвращением диссертация. В двадцать четыре года с нуля танцорские чаяния и замашки, без спортивного опыта, без танцевального опыта, без какого-либо опыта.
Кому все это нужно? Уж лучше ускориться. Я понемногу сходила с ума, хотя казалось – уж куда более. Меня грели, и утешали, и манили мысли о таблетках. Не выдержав в середине мая, в приступе страха и отчаяния, задыхаясь слезами посреди византинистской библиотеки, я написала мольбу о помощи своей кудеснице Фрау Долль, тихому ангелу с Луизенплатц в Висбадене, с противоположного берега славного папаши Рейна. Последовало время борьбы, болезней, страдания и страха, продлившееся в общей сложности более полугода. Наконец к началу ноября созрело и вылупилось просветление; и вот возвращаюсь к своим заметкам.
За плечами самое тяжкое искушение, которое можно представить – искушение смертью. За это искушение я заплатила полной утратой веры в Бога, во что-либо мистическое, в какой-либо план и смысл. Просыпаться утром было невыносимо, каждый день невыносимо – и, веря в Бога, оставалось лишь ненавидеть Его за это мучение. Мучительные, нескончаемые, закольцованные, безрезультатные попытки найти всему объяснение, увидеть конструктивный смысл в происходящем лишь усугубляли отчаяние и беспросветность. Продолжать верить означало ненавидеть – а ненавидеть Бога невыносимо тем паче. Верить в него приносило теперь лишь горечь, вместо былого утешения; и поскольку верить или не верить – интуитивное и субъективное дело, предоставленное свободному выбору каждого, в какой-то момент я просто избавилась от отягощавшего меня груза. Мы выдумываем Бога, чтобы уйти от безнадеги; а если идея о Нем выставляет мироздание в еще более безнадежном свете? Какая уж там теодицея, я вас умоляю. Не то что было не во что больше верить - верить было ни к чему и даже вредно. Так что вдохновленная увесистым введением в психологию и угубленными знаниями о функциях ЦНС, я, перекрестясь, переквалифицировала бытие в продукт случайности: без причины, без цели, без смысла, без объяснения.
Однако именно на этой волне удалось наконец выбраться из старой заскорузлой фашистской системы ценностей, и поверить заново – на этот раз в людей и их способность с нуля выдумать себе настоящий смысл и по-настоящему жить его.
8–16 ноября 2016, в самолетах между Софией и Майнцем; закончено по возвращению в Майнц под утро
Сопровождение:
Portishead, Small
https://youtu.be/z7RknLL4WkU
The Mars Volta, Asilos Magdalena
https://youtu.be/MboEQAjZqYg
[английский перевод текста здесь: https://noirwhale.com/2012/04/04/noir-music-asilos-magdalena-by-the-mars-volta/]
Ленинград, Мне бы в небо
https://www.youtube.com/watch?v=Q5kyzx8nGGs
https://youtu.be/MboEQAjZqYg
[английский перевод текста здесь: https://noirwhale.com/2012/04/04/noir-music-asilos-magdalena-by-the-mars-volta/]
Ленинград, Мне бы в небо
https://www.youtube.com/watch?v=Q5kyzx8nGGs
По-моему, это очень ценные переживания. Но осознания этой ценности прийдут не сразу. Скорее всего, спустя годы.
ReplyDeleteЛично мне никогда не была близка идея (концепция) Бога. Но когда я заменил слово "Бог" на "Сила" (со всей безличностью и даже вне человечностью этого понятия), всё стало на свои места.
Юрий Демченко